Сталинград – от поражений до победы. (Из дневника парторга) - Игорь Ваганов

– Везёт тебе, Петрован, – присаживаясь на корточки перед Жильцовым, сказал Дементьев, – Был наводчиком, заряжающим, подносчиком пришлось попотеть, а сейчас – командиром орудия. Ну что ж, поздравляю! – он по-приятельски шлёпнул Жильцова по спине.

Последние слова Дементьева заглушил нарастающий рёв моторов. Потом он перешёл в грохот, перемежаясь с лязганьем гусениц. Загудела земля, запели провода на телеграфных столбах, тревожно зашумели деревья.

Шабалин не отрываясь смотрел на седловину. Но что это? Её миновал один танк, второй, третий, десятый… Скрываясь за грядой холмов и курганов, танки шли к городу. Рёв моторов постепенно удалялся и скоро совсем заглох.

– Прошли! – не то с сожалением, не то с радостью сказал Шабалин и провёл тыльной стороной ладони по открытому лбу. Но в этот момент раздался истошный рёв моторов, и в седловину внезапно, с головокружительной быстротой ворвался немецкий танк. Тюменцев припал к панораме и стал вращать механизм наводки. Заряжающий принял снаряд, щёлкнул замком. В эту же секунду медлительный, но спорый в работе Тюменцев, доложил:

– Орудие к бою готово!

Но Шабалин команды не давал, медлил, и как только танк стал вырываться из седловины, крикнул:

– Огонь!

Вскоре раздался один взрыв, за ним последовал второй и третий, необычный, всесокрушающий. Это снаряд Тюменцева, прошив бортовую броню, угодил внутрь танка и поднял на воздух находящиеся там снаряды.

Шабалин по-мальчишески широко рассмеялся и шлёпнул по спине побледневшего Тюменцева.

– Молодец, Стёпа! Подбей ещё одну коробочку, и седловинка закупорится. Стёпа! Не зевай, не зевай! – кричал Шабалин, показывая на вновь выползавший из лощины танк.

За нами Сталинград!

Но на этот раз медлил Тюменцев. И только тогда, когда, качнувшись, танк сделал крутой рывок, чтобы обойти подбитую машину, последовал выстрел. Но было уже поздно. Танк проскочил опасное место и, минуя пушку Карпенко, понёсся вглубь обороны.

За первым танком проскочили ещё два. Шабалин поморщился и сквозь зубы шептал:

– Мазилы, на нас надеялись, а мы что наделали. Эх!

За тяжёлым вздохом сержанта последовали один за другим два выстрела, потом ещё два, потом ещё и ещё! Это Тюменцев перешел на беглый огонь.

– Что он делает?! – воскликнул Шабалин и увидел, как в седловине на одной гусенице беспомощно вертится танк, заклинивая проход. Потом опять последовал выстрел, потом ещё, и по танку запрыгало пламя, повалил чёрный дым, расползаясь по вершинам холмов.

– Ага, закупорился проходик, – крикнул Дементьев, – Сейчас по курганчикам придётся пробираться. Тут мы вас пощёлкаем.

Но танки не шли. В глубине обороны пылали прорвавшиеся три танка. Атака захлебнулась. Кругом вдруг стало непривычно тихо. Шабалин посмотрел на своих товарищей и задержался взглядом на Жильцове:

– Ефрейтор Жильцов, а вы почему не выполнили мое приказание? – строго спросил он.

– Товарищ сержант, как же я мог вас оставить в такое время? – растерянно ответил Жильцов.

– Ну ладно, ладно. Разговорчики в сторону. Бери свои монатки и шагом марш!

Глава 7

По воспоминаниям маршала Г. К. Жукова, вечером 27 августа И. В. Сталин в личной беседе сообщил ему, что «Ставка решила передать Сталинградскому фронту 24-ю, 1-ю гвардейскую и 66-ю армии». 1-ю гвардейскую армию планировалось перевезти в район Лозное для нанесение ею вместе с другими частями 2 сентября контрудара по прорвавшейся к Волге группировке противника и дальнейшего соединения с 62-й армией. И под прикрытием 1-й гвардейской армии предполагалось вывести в исходные районы 24-ю и 66-ю армии.

27 августа 1942 года. (Из дневника И. М. Ваганова.)

Сегодня у меня выдался неприятный денёк, я вновь поспорил со своим земляком Сорокиным (с которым я познакомился ещё в июне 1941 года в военном лагере Свердловска).

С Сорокиным близко мы познакомились на второй день войны у проходной в военный лагерь Свердловска. Я шёл с назначением в один из полков парторгом, а майор Сорокин – командиром полка, который формировался в этом же лагере.

Рослый, высокогрудый, с густой щетиной русых волос, с хорошо поставленным командирским голосом, майор Сорокин пленил тогда меня. Сравнивая его со своим командиром полка майором Муриным, я втайне завидовал тем, кто попал в полк Сорокина. Меня подкупал твёрдый характер Сорокина, сила воли, особая строгость и чёткость до педантизма.

Формирование полков шло быстро. Мы формировались не более двух недель. Но и это короткое время вся наша жизнь шла в поле, на стрельбищах и тактических занятиях.

Как-то получилось так, что полки всё время занимались вместе. Поэтому я невольно вынужден был наблюдать за обоими командирами полков, а также рядовым и офицерским составом. Первое, что бросалось в глаза, это какая-то натянутость в полку Сорокина и непринуждённость в нашем. В нашем полку всё шло как-то естественно, а в сорокинском, чтобы не делалось, а без показухи не обходилось. Даже дисциплина и та была какая-то неестественная.

Как-то на одном тактическом занятии мне пришлось сравнить действия офицеров полков. Офицеры полка Мурина решали самостоятельно ту или другую тактическую задачу, этому учили и солдат. Командир полка Мурин, давая вводную, всегда оставлял для офицера поле деятельности для размышления и самостоятельного действия. Вводные Сорокина, как правило, отличались тем, что офицеру по существу ничего не оставалось, как выполнять ранее данный приказ высшего начальника. Приказы отдавал майор Сорокин чётко и требовал также чёткого их выполнения.

Как-то на одном тактическом учении против батальона, игравшего «красных», был батальон полка Сорокина. Перед ним оказалось трудно проходимое болото. Комбат, точно выполняя приказ командира полка, повёл батальон по зыбучим местам. А его противник, командир батальона полка Мурина, решил обойти болото. Непроходимые места были обойдены, а противник стремительной атакой с тыла был смят.

На разборе тактического учения командир полка Мурин отметил инициативу комбата и поощрил всех тех, кто, выполняя приказ вышестоящего начальника, действовал решительно, обдуманно и проявлял свою инициативу. Майор Сорокин в своём выступлении уделил внимание только на быстроту выполнения его приказов, не затронув вопроса инициативы нижестоящих начальников.

Возвращаясь с учения, я спросил у Сорокина о том, как он смотрит на проявление инициативы нижних чинов при выполнении приказа. Спрашивая, я сослался на высказывания Суворова о том, что каждый солдат должен действовать в бою на свой маневр. Сорокин ответил, что приказ должен выполняться чётко, без отклонения, и армия – не профсоюз, где можно по любому поводу разводить обсуждение и критику. Дан приказ – выполни, а отсебятину не выдумывай.

Своеобразны суждения Сорокина были и по ряду других вопросов, особенно по вопросу попавших в плен и в окружение. Всех попавших в плен и в окружение он без разбора считал непременно изменниками Родины и предателями. Я пытался было ему доказывать, что на войне без окружения не может быть, а также неизбежны пленные с обеих воюющих сторон. Другое дело, как попал в плен: или сдался, или был обезоружен врагом, а возможно пленение и раненых. Точно также и окружение. Попав в окружение, воинская часть с боями выходит – это героизм. А другая может разбежаться – это позор.

Но Сорокин говорил, что хрен редьки не слаще: те и другие – трусы и предатели. Видишь, что дело – дрянь, пусти себе пулю в лоб: ни плена, ни позора.

Спорить с ним я не мог. Не мог потому, что его взгляды поддерживали многие. Будешь спорить – получишь ярлык труса или даже изменника Родины. Возможно и спорили бы мы с ним, но вскоре разъехались. Развели нас военные дороги.

И вот, весной 1942 года мы вновь встретились с ним в Донбассе и вместе дошли до Волги. Война многому научила всех нас за это время, и взгляды многих изменялись, но Сорокин остался тот же. Он по-прежнему всех, попавших в окружение и, тем более, попавших в плен, считал врагами народа и изменниками. Об этом знали солдаты и офицеры его полка.

Мне кажется, на этот раз мы окончательно разошлись с ним во взглядах по ряду вопросов. Объектом сегодняшнего спора явился Петр Семенихин.

Встреча с Сорокиным у нас произошла случайно. Пробираясь по ходам сообщения и овражкам я забрел в расположение соседнего полка, а вскоре встретил и его командира подполковника Сорокина.